КАРЬЕР

– Чертов карьер! – Андра с остервенением долбит киркой породу вокруг огромной, торчащей глыбы. Руки под перчатками уже кровоточат – сорваны старые мозоли. Весь день они с Юнасом откалывают породу вокруг каменюги, остальные горняки уже ушли обедать, но Андра решил – пока не вытащит булыжник, отдыха себе не даст. Дело принципа.

Обедали прямо здесь, в карьере – каждый тем, что принес. Просто отходили поодаль, за откос, чтобы не долетала до хлеба бурая сланцевая пыль.

– Андра, успокойся же, прошу! – кричит ему сверху карьера Форст. – Что ты издеваешься над собой?! Возьми перерыв, перекуси, подыши глубоко. Я пошлю силы, поверь!

Но Андра его даже не слышит.

Рядом с Форстом стоят другие близнецы тех, кто внизу. Они тоже время от времени что-то кричат, машут руками – точь-в-точь неспокойные болельщики, которые сами не решились состязаться, но отчаянно подсказывают тем, кто в игре.

Возвращается занудный Юнас. Он постарался быстрее расправиться с обедом и идет помочь напарнику.

– Чего тебе надо? – огрызается Андра, отбросив кирку и пытаясь руками раскачать неподатливый валун. Юнас присоединяется. Но и удвоенные силы не приводят к успеху.

– Помочь хотел. Чего ты тут один? – бубнит Юнас.

– Ну что ты, в самом деле? – кричит Форст. – Что злой-то такой?

Андра вновь с остервенением бросается долбить породу. От пота и коричневой пыли роба Андры утратила свойство ткани, а походит на наждак.

– Еще спросить хотел, – Юнас тоже берется за кирку, – правда, что ты лапал мою Хенни?

– Ты что, с ума сошел, толстяк? На хрена мне твоя неуклюжая дочура?

– Следи за языком, Андра! – Юнас, с непривычным для него ожесточением, всаживает кирку в породу. – Мне Хенни пожаловалась. Сказала, вчера, когда принесла обед, ты хлопнул ее по заднице.

– Что же я могу сделать, – пыхтит Андра, вытирая грязным рукавом пот с мокрого лица, отчего оно становится таким же коричневым, как всё в карьере, – если у нее задница такая аппетитная?

– Послушай, Андра, – Юнас бросает кирку, скидывает перчатки – он готов броситься на напарника, – если еще раз увижу, что ты подошел к Хенни ближе, чем на два шага, я всю морду тебе разобью!

– Уймись ты, толстяк, – Андра, не обращает внимания на буйство сотоварища, продолжая бороться с валуном.

Юнас стоит готовый к драке, но увидев, что Андра, как ни в чем не бывало, продолжает работу, успокаивается и тоже берется за выступ булыжника. Вдвоем они пытаются раскачать, наконец, этот крепкий зуб в пасти карьера.

– Андра, – кричит сверху брат-близнец, – ты так доиграешься! А я ведь предупреждал – тебя однажды покалечат за твои проделки!

– Эй, Андра, будь ты неладен, – окликает Клык, возвращающийся с обеда, – когда вернешь два талера?! Брал на два дня, а пошла уже вторая неделя! Сколько еще ждать, а?

– Верну, верну, – бурчит Андра, не оборачиваясь. – Лучше помоги булыжник раскачать.

– Пошел ты, – говорит косматый Клык и сплевывает в пыль.

– И долги возвращать надо, Андра! – кричит Форст. – Я всегда говорю, не можешь отдать, – не бери! И ладно бы на что ценное потратил! А то на тех же девок!

Андра не хотел, не планировал ничего подобного, когда поддавшийся и готовый рухнуть валун, навалясь, направляет в сторону напарника. Может, сыграла роль досада на потраченные сегодня силы, может, выходка Юнаса, может, проклятый долг Клыку. Скорее всего, всё вместе. Но может, не только это – а и вся прошедшая, неудачная, грязная жизнь. И будто бы тем, что он убьет кого-то, Андра хоть что-то решит. Хоть одну проблему. Но Андра не успевает об этом подумать, – просто вымещает бессильную злость на всех и вся, когда помогает валуну рухнуть на ногу Юнаса. Тот не успевает даже крикнуть, не то, что отскочить, когда камень, раздробив прищемленную ступню подминает и тело толстяка.

Пока Юнас, издавая стоны, умирает, собираются горняки. Те, кто в кепках и шляпах – снимают. Валун не трогают – поднять невозможно, а откатить по живому телу, – значит, совсем расплющить человека.

– Он так стонет, будь он неладен, – говорит кто-то в толпе, кажется, Клык. – Может, ему глотку перерезать? Чтоб не мучился?

– Андра! Андр-а-а! Они, конечно, ничего не поняли, – кричит Форст. – Но я-то все видел! Зачем?! Зачем ты это сделал Андра? Ты только все ухудшаешь с каждым днем! А мы-то надеялись…

Но внизу его никто не слышит, включая Андру.

Спустя два часа, когда мертвого Юнаса похоронили прямо в карьере, Андра возвращается к забою. И обнаруживает, что в глубине дыры, оставшейся от валуна, что-то блестит. Оглянувшись, не смотрит ли кто, Андра дотягивается рукавицей до блестящего куска породы, но тот не поддается. Слегка присыпав коричневой пылью – чтобы не так блестел – Андра оставляет находку. На время. Он уже знает, чувствует, что это такое. Уж очень не похож этот блеск на сланцевый.

– Этого не хватало, – кричит Форст. – Думаешь, это сделает тебя счастливым?! Как бы не наоборот!

Но он опять не услышан.

Когда стемнело, Андра возвращается в забой, прихватив керосиновую лампу. Сторожей нет – никто не станет красть здесь, на краю света, кусок горючего сланца. Установив лампу, Андра принимается за работу.

Наконец, он вытаскивает из темной дыры довольно большой – с два кулака – камень. Стряхивает, потом сдувает пыль и только теперь, даже при блеклом свете луны и нервном пламени керосинки золотые жилы проступают явственно.

– Андра, осторожнее! – кричит Форст с верхней кромки карьера.

Кирка вонзается в темечко Андры. Теряя сознание, Андра слышит:

– А я-то думал: что ты загадочный такой ходил? Решил было, что ты из-за толстяка переживаешь. А ты вон какую думку гонял. Золотишко, стало быть, нашел? Ну так я и возьму, что с тебя причитается. С процентами… – Клык утробно хохочет, не боясь быть услышанным.

* * *

– Я тебя предупреждал, – говорит Форст, как только Андра оказывается рядом с ним – на краю карьерного обрыва.

– Да что с того? – С досадой отвечает Андра. – Не слышно там ничего. Сам попробуй.

– Я уже не раз говорил – не пойду туда. Не справлюсь.

– Справишься. Я же справляюсь. А я и есть ты.

– Да и ты не особо справляешься, если честно, – качает головой Форст. – Каждый раз надеемся, что ты прошлые грехи разгребешь, долги отдашь, а ты только глубже в породу врубаешься. Только новые грехи и долги наживаешь.

– Повторяю – сам попробуй. Сидишь тут, знай, покрикиваешь, хоть и не слышит тебя никто. А я там один среди грубости… Среди ненависти, злодейства, голода и тяжелой работы. И положиться там не на кого, кроме себя самого.

– Неправда. И я всегда помогу, и отец. Только попроси. Да, здесь нет такой грубости и злобы. Но я, например, не могу поцеловать женщину. Не могу обожраться – как ты – тушенным мясом с капустой, не могу ликовать, когда отыщу самородок. У всего свои плюсы и минусы.

– Самородок, мясо, женщины – всего этого, поверь, было гораздо меньше, чем хотелось.

– Тем не менее…

– Ладно, отдохну и опять спущусь.

– Держись, я всегда с тобой.

– Высокопарный ты мой, – улыбается тот, кто еще недавно был Андрой.

– Хорошо, что тебя убили, – говорит Форст. – Хоть на один долг меньше.

– Да знаю я, знаю, – кивает экс Андра. – Все равно работки еще – хоть отбавляй…

12.5.2025